Одинокий путь воина
Твердыня обреченных
Мелкие острые камни с силой ударялись о толстую поверхность бронированного стекла, которое было выгнуто наружу ровной полусферой. Некоторые из них тут же отскакивали назад, возвращаясь в бурлящее месиво беззвучной бури. Они соединялись с хаосом оранжевых вихрей, которые с бешеной скоростью меняли форму своих клубящихся змееподобных тел. Другие, те, что послабее, разбивались в песчаную крошку и вливались в нестройные ряды мириадов других песчинок, имя которым было легион. Они окутывали твердыню грязным потертым саваном, пытаясь проникнуть в едва заметные щели, забивались в микрофибру фильтров вентиляционных шахт, пытаясь перекрыть и без того неровное дыхание умирающей крепости.
Радогор на секунду остановился и сощурил глаза, вглядываясь в даль. Несмотря на все его усилия, мир снаружи был скрыт за мелькающей завесой природного безумия. Вместо этого Радогор отчетливо разглядел толстую трещину у края иллюминатора. Она спускалась из-под ослабшего болта словно набухшая вена, которая была забита желто-красным песком до отказа и того гляди грозила лопнуть, выплюнув в лицо ядовитую углеродную смесь.
Радогор вытянул руку и провел пальцем по гладкой внутренней поверхности окна, на глаз прикидывая глубину трещины. Перед его мысленным взором предстала внешняя стена инженерной палаты, сплошь покрытая такими же стеклянными пузырями, словно поверхность кипящего озера.
Эта конструкция всегда вызывала в нем чувство внутреннего беспокойства, а порой и непреодолимое физическое отвращение. Штатный психолог назвал это явление модным словом “трипофобия”, однако посоветовал Радогору лучше не упоминать это при начальстве. По его словам, комплексное медикаментозно-психологическое лечение ему на этой Богом забытой планете никто бы все равно проводить не стал, а вот морально неуравновешенным идиотом его посчитали бы на раз-два.
Лампа на потолке зловеще зашипела и вызывающе брызнула вокруг себя яркими искрами. Радогор вздрогнул и поднял к потолку уставший взгляд. Он вышел из оцепенения, и зашагал дальше по коридору. Вокруг все выглядело нормально, повседневно. Обманчиво.
До сих пор Радогор не встретил ни одной живой души. И, если уж на то пошло, мертвой. В его сердце все еще теплилась надежда, что персонал инженерной палаты вовремя узнал об атаке и успел укрыться в безопасном месте. Среди них были полноценные целители, а также несколько работников смежных дисциплин, которые явно понимали в медицине гораздо больше, чем он, ратник четвертого ранга.
Радогор добрался до конца коридора и повернул направо, туда, где находился проход в научную палату, в которой располагался медицинский блок. Коридор здесь резко сужался и приобретал округлую форму. Двери и окна исчезли, освободив место толстым трубам, в которых скрывалась электрическая начинка твердыни. Шаги гулко отдавались в узком пространстве. Они бежали куда-то вперед, опережая Радогора, и с гулким эхом возвращались назад, отталкиваясь от невидимого препятствия.
Радогору стало не по себе. Действие ноотропов уже успело выветриться, а резервный контейнер, скрытый под броней у левого предплечья, был пуст. Такого с ним раньше никогда не случалось. Его сердцебиение участилось, и голограммная панель в левом верхнем углу его зрения окрасилась в желтый цвет. Индикатор пульса мельтешил в районе ста тридцати ударов, и, казалось, никак не мог решиться выбрать какое-либо конечное значение.
Радогор сощурил глаза, пытаясь разглядеть окутанное темнотой пространство. Инфракрасный сенсор вышел из строя еще во время их бегства, и ему приходилось полагаться лишь на собственное зрение. Радогор взялся рукой за стену и двинулся вперед на ощупь.
Через некоторое время коридор снова повернул в сторону, и узкое пятно света за спиной исчезло из вида. Беспокойство сменилось страхом перед неизвестностью, перед тем, что могло скрываться впереди. Страх этот был неприятно-вязкий. Радогор почти ощущал его физически. Страх танцевал перед ним несуществующими красноватыми всполохами на темном фоне скрытого из вида пространства.
К страху начали примешиваться мысли, которые никак ему не помогали. Неужели я, ратник, — это в первую очередь мои доспехи, и лишь во вторую — я сам? Кто из нас двоих по-настоящему идет в бой? Одеваю ли я свои доспехи словно бронированную кожу, которая делает меня быстрее, сильнее и бесстрашнее, или же это она использует меня как свой биологический скелет? От этих мыслей Радогору стало не по себе. Его сердце забилось еще быстрее. Инфопанель показала бледно-оранжевые сто пятьдесят ударов в минуту.
Рука Радогора уперлась во что-то твердое. Он ощупал поверхность перед собой. Круглое жерло межпалатного коридора упиралось в дверь с неровной поверхностью, похожую на спираль огромной ракушки. Радогор отборно выругался и раздосадовано ударил кулаком о титановую дверь. Проход был заблокирован. Что-то там такое случилось в соседней палате, что привело к автоматической блокировке связующего коридора. Разгерметизация?
Как бы там ни было, это означало, что до медицинского отдела он сможет добраться только по улице, что в условиях бушующей там сейчас бури было равносильно самоубийству. Когда они подъехали к твердыне четверть часа назад, то с трудом прошли пару десятков метров от бронекареты до входа.
Кранты генералу, пронеслось у него в голове. И мне вместе с ним. Уже само по себе сомнительно, что его кто-то будет вытаскивать из этой передряги, а уж меня и подавно.
Неожиданно из невидимого в темноте разговорника на двери донеслось шипение, а затем и искаженный не то помехами, не то болью голос:
— Ты свой? Если да, то уходи, — прохрипела невидимая женщина, и зашлась приступом кашля.
Радогор вышел из оцепенения.
— Это Радогор, я — ратник из шестого. Назови себя. Что тут у вас произошло? Ты можешь открыть дверь?
— Привет, Радогор. Это Веселина, — ответила она совсем не весело. — Уходи отсюда, пока можешь. Мы подкрепление сразу вызвали, на центральную передали, но никто не пришел, — добавила она с упреком, но без злобы.
— Веселина, как ты? — сердце Радогора забилось еще быстрее.
Белокурая лаборантка из биологического отдела была предметом тайного обожания доброй половины роты, однако ее точеная фигура оставалась для военного контингента такой же неприступной, как и сама твердыня. Время от времени кто-нибудь из ратников решался на рискованный шаг, на который обычно им не хватало смелости даже под действием ноотропов, но их топорный флирт быстро разбивался о стену ее беззаботного юмора.
Две недели назад Радогору посчастливилось сопровождать ее целых три для на выездной миссии. Веселина должна была собрать каких-то местных букашек для исследования, а Радогор выступал в роли вооруженного водителя. Он отправился в этот выезд полон надежд под присвистывания и завистливые взгляды сослуживцев, а вернулся назад в полной уверенности своей никчемности и требующей медицинского вмешательства самооценкой.
— Умираю я, Радогор.
— Ты это мне брось. Дверь открыть можешь? Я тебе помогу.
— Вот это вряд ли. Это я дверь и закрыла. Наши уйти успели. Я последняя была.
— Кто ушел? Что случилось?
Радогор дотронулся до командной панели на запястье и увеличил чувствительность слухового сенсора: он едва мог разобрать слова Веселины.
— Веселина? Что случилось?
Ответа не было. Радогор стукнул кулаком по двери.
— Веселина? Веселина!
Тишина. Радогор подождал немного и, так и не дождавшись ответа, пошел по коридору назад. Обратно к выходу. К бронекарете.
По пути он прошел мимо комнаты, где оставил умирающего генерала. Радогор заглянул внутрь, чтобы удостовериться в том, что его усилия еще имеют смысл. Генерал был упрямый, заслуживший свой высокий чин реальными действиями в реальных горячих точках, а не в столичных хоромах, и от того умирать не спешил. Его грудная клетка вздымалась и опускалась неровными рывками, испуская при этом неприятный высокий свист, словно простреленный аккордеон. На присутствие Радогора генерал никак не отреагировал, он видимо снова был в беспамятстве.
Через минуту Радогор вновь стоял у входного шлюза. Выпуклое окно на стене рядом было покрыто песчаными волнами: буря не унималась. Радогор открыл внутреннюю дверь и оказался в гермопредбаннике. На полу песка было по щиколотку. Ворота сзади закрылись, и Радогор потянул за рычаг, проигнорировав ярко-красное предупреждение на контрольном экране.
Едва только ворота начали разъезжаться в стороны, как внутрь ворвался разъяренный порыв ветра, и острые песчинки забарабанили о забрало. Встроенные в доспехи сенсоры вынесли свой вердикт произошедшему и мигнули предупреждающими семьюдесятью двумя аршинами в секунду. Когда ворота полностью открылись, песок хлынул внутрь, как будто кто-то поднял кузов строительного самосвала для разгрузки, и высыпал все содержимое на землю.
Радогор опустился на четвереньки и выполз в бушующую стихию. Бронекарета была припаркована недалеко, — Радогор это знал, ведь они оставили ее здесь какие-то пол часа назад, — однако он не мог разглядеть ее, как ни старался. Он пополз вперед, широко расставляя руки и ноги. Механические мускулы доспехов сопротивлялись стихии изо всех своих железных сил.
Радогор с тревогой посмотрел на красный индикатор батареи, опустившийся ниже десяти процентов. Меньше всего ему хотелось умереть внутри этой железной скорлупы. Он ни за что на свете не смог бы протащить разрядившиеся доспехи и аршина. Получалось как-то зловеще: сначала умерли бы доспехи, а потом и он сам. Мертвец в трупе. Или в гробу. Зависит от поэтичности наблюдателя.
Наконец он уткнулся лбом во что-то твердое. Карета. Радогор наощупь выпрямился, держась за колесо, и ухватился за ручку двери. Внезапно аудиодатчики зафиксировали шелестящий звук. Радогор прекрасно знал, что на этой бесплодной планете деревьев не было и в помине. Более того, он знал настоящий источник этого шуршания.
Радогор замер. Он прекрасно понимал, что каждое движение могло стоить ему жизни. Внезапно бронекарета поплыла вверх. Радогор машинально посмотрел в ту сторону, где в недрах бури скрывался бес. В следующую секунду почти что пятитонная карета отлетела назад, словно пушинка, и бухнулась на землю где-то неподалеку.
Без тепловизора в этой буре Радогор был все равно что слеп. Он мало что знал о строении глаз бесов или об устройстве их осязательных органов, поэтому он прижался к земле, пытаясь остаться незамеченным. Даже при полной зарядке доспехов и наличии полного боекомплекта (патронов у Радогора больше не осталось, а для активации лазера энергии оставалось слишком мало), один на один он не мог тягаться с этим адским чудищем.
Шелест стал громче. И ближе. Наконец сквозь завесу песка Радогор смог разглядеть очертания трех толстых ног, похожих скорее на стволы деревьев. В следующую секунду один из стволов пропал из виду, и вновь появился уже в виде острой боли в ребрах. Мир закружился, и песчинки перед забралом превратились в размытое марево. Не успев толком понять, что произошло, Радогор ощутил вторую волну боли, когда его тело рухнуло на землю после неуклюжего полета. Гидравлика смягчила его падение как могла, израсходовав на это почти все свои скудные резервы. Уровень заряда доспехов опустился до четырех процентов.
Радогор пополз. Он больше не знал, где находится, и с какой стороны осталась инженерная палата. Теперь все ингредиенты его ратной подготовки свелись к одному: удаче. В любую секунду он мог упереться лбом в гермоворота, если на то была воля Бога, а мог и в дубовые тяжелые ноги бесовского отродья. К сожалению, удача не поддавалась тренировке.
“Господи всемилостивый, именем всех явлений…” — левый локоть вперед, правое колено вперед, — “спаси, сохрани и помилуй меня”, — правый локоть вперед, левое колено вперед, — “сними с меня боль телесную”, — словно угловатая восьмипалая ящерица, которую они с Веселиной посадили в банку для исследований, — “прогони этого беса от меня”, — рука наткнулась на что-то твердое, — “раба твоего”.
Радогор начал ощупывать поверхность перед собой. Стена была шероховатая. Нерукотворная. Радогор машинально оглянулся, хотя прекрасно знал, что беса в этой буре он все равно не увидит. Экран показывал 91 аршин в секунду. Радогор поднялся и взялся руками за стенку, пытаясь представить, в какой стороне была твердыня.
В голове у него предстал ее образ в хорошую погоду. Два оранжевых холма, изрядно побитых местными ветрами, подступали здесь вплотную друг к другу, и в самом узком месте сходились на пол версты. В трети от правого края каменистая почва вздымалась, образуя горбатую дугу, которая разделяла твердыню на две части. Справа находилась инженерная палата, из которой Радогор только что вышел, слева — исследовательская, в которой был и медблок, куда он безуспешно пытался попасть все это время. Над дугой палаты соединялись трубчатым переходом, где сейчас рядом с закрытым шлюзом умирала (умерла?) Веселина.
Радогор начал двигаться влево. Экран перед его глазами погас, отключившись вместе с остальными не жизненно важными системами — от него остался лишь маленький красный индикатор батареи. Несколько раз Радогору мерещился зловещий шелест за спиной, хотя он знал, что в шуме бури и без аудиосистемы он просто не мог слышать звуки бесовских искушений.
Наконец каменистая поверхность закончилась, и Радогор ощутил под пальцами гладкую стену. В тот же момент он почувствовал, как по стене разошлась вибрация: что-то тяжелое ударилось о стену прямо у него над головой. Бес.
Радогор побежал, хотя прекрасно понимал, что так он еще быстрее израсходует весь запас энергии своих доспехов. Он пытался держаться рукой за стену, словно за путеводную нить в невидимом лабиринте. Даже без инфопанели Радогор чувствовал, что его сердце бьется на красных оборотах по ту сторону двухсот.
На полном ходу Радогор ударился о стену, и его отбросило назад. Это был хороший знак: он знал, что гермошлюз выступал из корпуса на добрые две сажени. Радогор нащупал угол и по памяти начал восстанавливать положение панели доступа. Наконец отыскав ее, он стукнул по ней ладонью. Панель считала его сигнатуру, и двери шлюза начали открываться. Сквозь бурю проступил тусклый свет настенных ламп. Радогор протиснулся в щель и, не дожидаясь полного открытия дверей, тут же поднял аварийный рычаг, чтобы закрыть их.
В щель вслед за ним ринулся грязный всклокоченный ветер. Проем в дверях становился все меньше. Глядя на него, Радогор вдруг вспомнил длинные светлые окна в родной церкви, через которые обычно проникали теплые лучи солнца, скрытого за слоем защитной атмосферы. В этот раз вместо солнца этого негостеприимного мира в узкой щели мелькнул бесформенный силуэт. Двери закрылись. Со стороны улицы послышались гулкие удары. Радогор бессильно рухнул на пол. Сплав, толщиною в локоть, был не по зубам даже бесу.