Удивительные приключения филолога на Луне и в ближнем космосе
Код "красный"
В квартире стоял стойкий запах выхлопных газов, к которому примешивалась едва заметная нотка протухших рыбьих потрохов. Владимир лежал в кровати на спине в позе уставшей морской звезды, широко раскинув руки и ноги в разные стороны. Такой необычный выбор положения для сна был обусловлен в первую очередь тем, что все остальные варианты он за последние два часа уже перепробовал.
Попытки заснуть начались вполне прозаично. Владимир вышел из душа, медленно прошел в спальню по коридору, отбивая монотонный марш голыми пятками и оставляя на полу мокрые следы, подошел к кровати, механическим движением снял с запястья напульсник и бросил его на ночной столик. Поверхность стола мигнула приглушенным голубым светом, и выставила в углу уровень зарядки устройства: два процента. Владимир залез в кровать, набросил одеяло и недовольно пробормотал “Арина, спокойной ночи”.
Прикроватный столик снова мигнул, и из невидимых динамиков послышался приятный женский голос: “Спокойной ночи, Владимир”. Свет в квартире плавно потускнел и погас. В темноте послышалось едва заметное шуршание ползущих к низу жалюзи, и недовольное хрюканье термостатов. Владимир повернулся на правый бок, просунул руку под подушку, подложив ее себе под голову и закрыл глаза. Его левая рука предательски поползла вперед, туда, где притаились полтора метра пустоты и некого было больше обнимать.
Веки Владимира машинально сжались, и по их внутренней поверхности пробежало несколько красных полос. На самом деле он давно предполагал, что этим все кончится. Хотя Анжела неоднократно уверяла его, что расстояние — не помеха для любви, а разлука неподвластна времени, он как-то никогда не воспринимал всерьез эти ее высказывания. Он действительно хотел, чтобы они оказались правдой, но не мог даже понарошку заставить себя в них поверить, уж слишком много пафоса скрывалось в них, пусть даже и искреннего.
И он был не один в подобной ситуации. Многие его коллеги-дальнобойщики прошли через это по несколько раз, а Владимир никогда не имел иллюзий на счет того, что сам он был какой-то особенный. По крайней мере в сфере личных отношений. Что же касается работы, то Владимир был не совсем обычным дальнобойщиком. Он не возил картошку и замороженные овощи на Луну, не доставлял тепличные модули из Икеи на Марс, и даже не занимался перевозкой высокотехнологичного отопительного оборудования на ледяную Европу. Большинство экспедиций, в которые он отправлялся, проходили под грифами “секретно” и “особо секретно”, о чем Анжела, само собой не знала и, наверное, не догадывалась.
Владимир беспокойно перевернулся на левый бок. Его мозг всерьез озадачился вопросом, сложилось бы все по-другому, если бы Анжела знала, чем он действительно занимается, или нет. Проблема эта была в принципе неразрешимая, так как экспериментально проверить ее не было никакой возможности, однако Владимир потратил добрые полчаса, выстраивая всевозможные сценарии развития событий, которые впрочем никак не могли повлиять на единственно верный и уже случившийся исход.
А случилось все до боли банально, в лучших традициях мыльных опер и серийных любовных романов. Пока Владимир в очередной раз трудился на благо родины, доставляя секретный груз на орбиту Меркурия, чтобы вперед американцев добраться до желанных залежей гелия-3 на этой планете и обеспечить своей стране светлое будущее, Анжела грустила дома одна, в очередной раз сокрушаясь о том, зачем Луне столько земной картошки, и почему именно Владимир должен ее туда доставлять.
Его рейсы занимали в среднем от одного до трех месяцев, после чего он мог рассчитывать на две-три недели дома, которые он непременно пытался превратить в небольшой отпуск, в котором каждый день должен был стать праздником. Однако ни Анжела, ни его старые друзья обычно не разделяли такого энтузиазма. Их трудовые будни медленно ползли вперед, словно раненая зебра, вся черная, в тонко-белую полоску суббот и воскресений.
Когда очередной земной отпуск Владимира подходил к концу, от его безоблачного разгульного настроения обычно не оставалось и следа, и он с некоторой меланхоличной грустью, причудливо перемешанной с неизвестно откуда появившейся радостью, отправлялся в новую экспедицию. Анжела оставалась дома. Ее экспедиция, казалось, никогда и не прерывалась.
Последний рейс выдался особенно долгий и сложный. Невероятно, но факт, залежи гелия-3 интересовали не только российское правительство. Когда их разведывательный корабль без опознавательных знаков вышел на орбиту Меркурия, уже в первые несколько дней они встретили другое судно без международных флагов, которое медленно описывало круги вокруг серо-коричневой планеты и не отвечало на позывные. Конструкция корабля, тем не менее, не двояко указывала на его североамериканское происхождение. За время миссии они не раз проходили мимо, однако тактично не замечали друг друга, словно двое старых коллег, неожиданно для себя оказавшихся в одном и том же публичном доме.
Цель миссии кардинально изменилась. Экипаж получил новые инструкции, согласно которым изучение мест для высадки и строительства базы добычи ископаемых отошло на второй план. Гораздо важнее командованию на Земле теперь представлялось собрать данные о данных, которые уже удалось собрать их американским коллегам. Два месяца экспедиции превратились в четыре.
Владимир перевернулся на спину и заложил руки за голову. Он недовольно пошмыгал носом, пытаясь решить, какой запах ему более неприятен — выхлопных газов или все-таки рыбы. Он еще раз проклял себя за то, что так и не вызвал мастера, чтобы отремонтировать систему вентиляции и не выкинул мусор, в котором в своем последнем плавании медленно разлагалась рыбья голова.
Его недовольство собой вскоре достигло такого уровня, когда его внутреннее эго начало выказывать негодование, грозящее перерасти в открытый протест, и, чтобы избежать революции, Владимир переключил свой праведный гнев на работников лунного космопорта, которые решили устроить забастовку именно в тот день, когда их корабль (на котором теперь открыто красовался флаг Российской Конфедерации) проходил дозаправку перед возвращением домой.
Владимир предполагал, что терпение Анжелы лопнуло именно в этот момент. Ну или в любой другой в течение следующих двух месяцев, когда объединенный лунный профсоюз боролся за права своих служащих, парализовав космическое сообщение во всей солнечной системе. Убытки, которые понесли затронутые страны и мегакорпорации, могли бы оплатить жалования всего лунного персонала в тройном размере за последующие несколько сотен лет, в связи с чем они наконец поддались на давление профсоюзов и согласились на шестипроцентное увеличение окладов, после долгих и мучительных переговоров урезав изначальные требования трудящихся на два процента.
Тогда как работники самого загруженного космопорта получили то, что хотели, Анжела пришла к выводу, что ее требованиям не суждено воплотиться в жизнь никогда, и решила проблемы радикально. Когда Владимир наконец-то вернулся домой, измученный бесконечным ожиданием и скудной лунной диетой (поставки картошки на Луну тоже были затронуты забастовкой, грозя скорее раньше, чем позже превратить забастовку в голодовку), то обнаружил на столике в прихожей записку, наспех написанную на обрывке тетрадного листа карандашом.
"Даже у беспредельного терпения есть предел. Я не готова больше быть предметом интерьера в пустой квартире. Я люблю тебя, но быть с тобой больше не хочу, да и с тобой я все равно, что без тебя. Прощай. Х”
И так этот последний поцелуй на бумаге одновременно стал крестом в их отношениях.
Владимир перевернулся на живот и уперся лицом в подушку. Дышать стало тяжело, зато вонь в квартире в такой позе практически не чувствовалась. Через несколько минут количество воздуха, способное достичь его легких сквозь складки подушки настолько сократилось, что ему пришлось вывернуть шею влево. Очень скоро она потеряла чувствительность, и Владимир был вынужден снова повернуться на спину. Сон, по всей видимости, тоже решил от него уйти. Владимир искренне надеялся, что Анжела не забрала его с собой, иначе его шансы когда-либо хорошо выспаться были очень малы.
Владимир раскинул руки и ноги в стороны, и застыл на кровати в позе морской звезды, собираясь с силами подняться и отправиться на кухню, чтобы таки выкинуть злосчастную рыбу. Владимир напряг мышцы спины, уже приготовившись принять положение сидя, как вдруг прикроватный столик загорелся зеленым и принялся мерно гудеть. В комнате зажегся приглушенный свет.
"Входящий звонок особой важности" — раздался голос Арины, одновременно исходящий отовсюду, из всех спрятанных в стенах колонок.
— Арина, соедини.
— Вова, спишь? — послышался взволнованный голос.
— А ты как думаешь? Два часа ночи, вчера только из рейса вернулся, — протянул Владимир, имитируя заспанный голос и недовольство человека, разбуженного посреди ночи от сладкого сна.
— В общем машина за тобой выехала. Поднимайся, минут через десять будет, — оживленно продолжил невидимый собеседник.
— Витя, вы чего там все, сдурели что ли в центральной? Я вчера только из этого гребаного рейса с Меркурия вернулся. Мне отпуска не меньше месяца положено. У вас там что, народу мало?
— Народу у нас хватает, — ответил Виктор, добавив к своему голосу официальную ноту, не терпящую возражений. — Но сегодня нужны лучшие, — он тут же сгладил грозящую лопнуть от сомнительного содержимого бочку официального послания ложкой лести. — Код красный. Дело особой важности.
Владимир хотел было снова что-то возразить, причем скорее из спортивного интереса набить себе цену, чем из-за реального желания, но в конце концов передумал, зная, что все это ни к чему не приведет.
— Ладно, собираюсь, — сказал он, тем не менее, голосом человека, у которого был реальный выбор. — А чего случилось-то?
— Вова, я же говорю, код "красный". Если бы у меня был доступ к такой информации, я бы не работал диспетчером в Роскосмосе. Но могу тебя заверить, что что-то действительно важное. Я когда взглянул на лицо Алексея Петровича, то сразу понял, почему этот код прозвали красным. Все, Вова, отбой. У меня еще несколько человек здесь в списке.
— Давай, спокойной ночи, — ответил Владимир, сам не зная почему.
"Собеседник завершил разговор", прокомментировала Арина нависшую тишину. Владимир поднялся с кровати, перебирая в голове возможные причины такой спешки. Не иначе как американцы уже весь гелий-3 с Меркурия выкачали. Алексея Петровича так просто из себя не выведешь.
Владимир открыл дверь гардеробной и шагнул внутрь. Только сейчас он понял, что вся левая стена была пуста. Анжела по всей видимости и правда не собиралась возвращаться. Владимир раздраженно вздохнул, взялся было за вешалку с костюмом (не каждый раз перед экспедицией у него была встреча лично с Алексеем Петровичем), но передумал (нутро ему подсказывало, что сегодня никому не будет дела до его внешнего вида) и натянул на себя джинсы и черную футболку с изображением костра, дым от которого поднимался к груди, образуя форму осклабившегося черепа.
"У вас посетители", внезапно раздался голос Арины, и зеркало в гардеробной потемнело, принявшись транслировать изображение с уличной камеры. Между рубашек и пустых вешалок возникла широкоплечая фигура в форме офицера космофлота.
— Капитан-лейтенант Спиваков. Владимир Антонович? За Вами прибыла машина. Вам должны были сообщить.
— Спускаюсь, две минуты, — ответил Владимир, про себя подумав, что случилось вероятно что-то посерьезнее американцев на Меркурии, если уж младший офицерский состав был вынужден выезжать по домам в роли таксистов.
Владимир стукнул пальцем по зеркалу, и фигура офицера исчезла, сменившись образом небритого мужчины с широкими скулами и рыжей нечесаной копной, вплотную подошедшего к завершающей стадии своей лучшей половины жизни.
Владимир надел кожаную куртку, засунул ноги в кроссовки, замер на секунду перед полкой с газовыми масками, остановил свой выбор на серой с изображением длинной красной клоунской ухмылки, натянул ее на лицо, подошел к входной двери, подхватил чемодан с личными вещами, который он так и не успел распаковать после своей злополучной командировки на Меркурий и вышел в коридор.
Хлопнув дверью, он сбежал по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Внутренние двери подъезда разъехались в стороны, пропустив Владимира в отстойник, и плотно закрылись за его спиной. С гидравлическим шипением открылись наружные двери, и внутрь ринулись клубы отравленного воздуха. На газовой маске зажглись зеленые лампочки, и механические фильтры с легким гудением принялись за работу.
Владимир вышел из подъезда и огляделся по сторонам. Темная улица была затянута облаком смога, клубы которого медленно перекатывались, сливаясь друг с другом и снова расходясь в стороны, скрывая из вида силуэты близлежащих домов. Двери подъезда за спиной закрылись, и из углов дверного проема на улицу полились тонкие струйки спрессованного дыма из отстойника, отчего дверь стала похожа на огромную недовольную скороварку.
Чуть поодаль внезапно зажглись мощные фары служебного трака, четыре внизу и восемь на крыше, окрасив клубы смога в зловещие нездоровые оттенки желтого. Владимир двинулся в сторону машины, и тут же вспомнил про сломанную вентиляцию дома и смердящую рыбу в мусорном ведре. Он раздосадовано поморщился.
Дверь трака отъехала в сторону, и Владимир просунулся в салон сквозь тяжелые пластиковые занавески. Когда дверь снова заняла свое место, слившись с корпусом машины, Владимир стянул с лица газовую маску.
— Здравия желаю, товарищ… — растерялся капитан-лейтенант Спиваков, тщетно пытаясь отыскать признаки военного звания среди черт размытого черепа, и лихорадочно соображая, действительно ли командование хотело видеть именно этого человека в главке посреди ночи.
— Не важно, поехали.
Трак рванул вперед. Капитан-лейтенант включил системы ночного видения. Машина резко взвизгнула на повороте и понеслась прочь, оставляя позади второе центральное кольцо, скрытые смогом унылые силуэты многоэтажек, сломанную вентиляцию и протухшую рыбу.