Ненавистный праздник

Сегодня десятый день месяца, а значит тот ненавистный мне день, когда все население нашей деревни собирается в церкви чтобы восславить богов. На какое количество лицемерия я способен, чтобы и дальше оставаться незамеченным? Раньше я бы на все пошел, чтобы оградить себя от неприятностей. Теперь я бы, наверное, не переступил ворот церкви, если бы речь шла только обо мне. Но мы шли туда втроем, с женой и дочкой. Я не хочу (не могу) открыться. Ради них. Что будет со мной, мне все равно.

Пастырь читает что-то про повиновение всесильным богам. Про то, насколько они милостивы к нам, грязным смердящим тварям. Про то, как нам всем нужно принимать посланное нам с благодарностью и молиться небесным созданиям о богатом урожае в грядущем году, об отсутствии войн, о том и сем. Я бы, наверное, разобрал больше, если бы все мы не бухались в пол каждые несколько секунд.

Единственное, чем может нам помочь текущая рутина, так это сохранить хорошую физическую форму. Крестное знамение, руки вниз, голову вниз. Падаем на колени. Крестное знамение, голову к потолку. Поклон вперед, головой в пол. Подъем на ноги. Все по новой. Несколько стариков уже сидят на полу в поту, с вытаращенными глазами и выскакивающим из груди сердцем, а пастырь кричит что-то про недостаточное рвение и грозит карами свыше.

Услышав его, моя дочь принимается совершать телодвижения с удвоенным усердием. Глядя на нее мне становится грустно. Я понимаю, что должен продолжать писать. Я знаю, что это капля в море, но и целые моря испаряются и исчезают по одной капле.

На секунду у меня в голове мелькает мысль, а не выйти ли мне сейчас вперед, не открыться? Ведь я, как ни как, полубог в их глазах (хоть я и знаю сам, что я ничто иное, как полудемон). Я мог бы сойти как минимум за пророка. Зная все, что пережил зверь, я мог бы убедить их. Я отбрасываю эту мысль. Я могу убедить их, пожалуй, во всем, но не в том, чего я хочу. Они не готовы потерять единственный смысл своих бессмысленных жизней. Быть может в другой раз.

Шоу наконец-то заканчивается, и мы покидаем церковь. Воздух потрескивает от холода. Солнце опускается за горизонт, оставляя нас, земных бабочек с оторванными крыльями, наедине с нашими внутренними демонами.

Моя дочь тянет меня за рукав. Она указывает на одну из бледно красных точек на небосклоне, которая медленно движется по черной пустоте.

— Папа, почему боги больше не спускаются к нам из своих обителей?

В моей голове проносятся несколько возможных ответов:

Ответ истинного верующего и любящего отца: потому что даже оттуда, с высоты, они наблюдают за нами и заботятся о нас.

Ответ полудемона и любящего отца: потому что они не боги и им все равно.

Ответ внебрачного сына и любящего отца: они были здесь совсем недавно. Они посещают наш мир. Но нам всем было бы лучше, если бы это было не так.

Пока я выбираю ответ, внимание мой дочери переключается на сову, вспорхнувшую с дерева с недовольным ухуканьем. Дочь задает следующий вопрос, проще.

Я закрываю глаза и сливаюсь с ними. Я отправляюсь туда, где все началось. Я долго не мог подобраться к этому моменту, пока не нашел его в воспоминаниях воплощения, которое все завершило.

Я вижу, что видели они. Я вижу перед собой… руки? Нет, скорее отростки, конечности. Одна из них похожа на клешню, другая — на раздутого осьминога. Вокруг пустыня, дует ветер, и обзор закрывает желтая завеса. Проглядывают очертания какой-то крепости.

Воплощение зверя ждет. И в ожидании своем вспоминает. Я вспоминаю вместе с ним. И наношу на пергамент мысли, в которых воплощение находило отраду.