Проклятие древних

Я познал природу зверя, ведь я сам отчасти зверь. Я понимаю ее лишь на уровне ощущений. Я думаю, большинство моих современников признали бы ее волшебной. Даже не зная о том, что все их боги являются лишь воплощениями одной метасущности, они почитают их.

Древние люди, наверное, могли бы дать объяснение тому, как устроен зверь. Как его воплощения делятся мыслями с ульем. Как эти импульсы воспоминаний достигают его через пространство. Как улей их воспринимает, осмысливает, перерабатывает. Как он мыслит. Является ли он единым существом, является ли он венцом или ошибкой эволюции.

У древних были теории, на их вооружении была наука. Древние путешествовали между звезд и между звезд нашли свою погибель. Древние бы поняли, смогли объяснить, а поняв — противостоять. Но древние так никогда и не узнали того, что знаю я. Им так никогда и не представилось возможности взглянуть на мозг зверя. Они все время сражались с фантомами, не зная, что бить надо в самое сердце.

Учитывая мою двойную природу, я не знаю, как зверь связан со мной. Получил ли я от своего отца (о ужас и проклятие!) лишь способность видеть им прожитое, или же он также видит все прожитое мной, как видит он каждую секунду жизней своих воплощений? И если так оно и есть, узнает ли он об этом сразу, или же мои воспоминания разлетаются по свету словно волны, которые в один день достигнут какой-нибудь скрытой норы, где прячется один из ульев, и тогда зверь узнает обо всем.

Мне страшно думать об этом, слишком много вопросов, слишком мало ответов.

Действуют ли воплощения зверя самостоятельно, или же они тоже получают сигналы от улья, который контролирует их каждое движение? Но если это так, то я не могу быть уверен даже в свободе своей собственной воли. Пишу ли я эту книгу потому, что так решил я, или же я обманываю себя, и я вовсе не бунтарь, а марионетка?

Чем больше я ломаю голову над этими вопросами, тем меньше решимости остается во мне. Мне надо торопиться, надо довести начатое до конца.

Я закрываю глаза и сливаюсь с ними. Я снова отправляюсь на одинокий пляж, на котором только что осознавший свое существование зверь возомнил себя богом.

Зверь продолжает читать про судьбы тех, кто позволил ему считать себя таковым. Горе этим несчастным. Я наношу на пергамент концовку их грустной истории.